Немного истории!
Изначально во время великой отечественной войны были созданы подразделения десантно-штурмовых бригад (ДШБ). Они не входили в состав ВДВ и подчинялись командованию сухопутных войск. Десантно-штурмовые бригады формировались из пехоты, а также моряков, которые остались без кораблей. При смене формы одежды, моряки наотрез отказались снимать тельняшки. В связи с чем, командованием сухопутных войск было принято решение включить в состав одежды ДШБ полосатые тельняшки.
Задачи, которые возлагались на ДШБ это молниеносный прорыв фронта для прохода основных сил армии.
В послевоенное время ДШБ существовали как самостоятельный вид вооруженных сил и подчинялись командованию сухопутных сил СССР. Цели и задачи, которые ставились перед ДШБ это молниеносный бросок через линию фронта и удержание плацдарма до подхода основных сил (аналог – морская пехота). Основным техническим средством ДШБ по задумке командования должны были быть вертолеты и моторизированная техника.
ВДВ отличались от ДШБ как формой одежды, так и поставленными перед ними задачами. Основной задачей ВДВ является высадка в тылу противника с самолетов при помощи парашютов и атака противника с тылу.
В конце 80-х годов после войны в Афганистане командование вооруженных сил произвело соединение ВДВ и ДШБ с подчинением командованию ВДВ. После развала СССР парашютно-десантные части ВДВ были переформированы и из парашютно-десантных частей стали формировать десантно-штурмовые полки и дивизии.Интервью главкома ВДВ Шаманова В.А.
Кстати, почему у вас одни дивизии называются воздушно-десантными, а другие - десантно-штурмовыми?
Владимир Шаманов: В первых выбрасывают с парашютами 100 процентов людей и техники. Во вторых с техникой десантируются лишь по одному батальону от каждого полка. Остальных высаживают на уже захваченные аэродромы противника.
Между прочим, в будущем такое разделение даст возможность иметь в десантно-штурмовых батальонах более тяжелое вооружение. Перспективная боевая машина БМД-4М, например, имеет два варианта бронезащиты. Базовый - когда выбрасывают машину с парашютом. И усиленный - когда вместо средств десантирования, а это почти две тонны, на "четверку" крепят дополнительные бронелисты. При втором варианте защищенность, конечно же, будет выше. Для решения задач, не предполагающих десантирования парашютным способом, главным образом будем использовать более тяжелые и в перспективе - более вооруженные десантно-штурмовые соединения. Их же предполагается обеспечить собственной авиацией.
17.05.2012, 01:00 "Российская газета" - Федеральный выпуск №5783 (110)
В разделе на вопрос чем отличается парашютно - десантной батальон от десантно- штурмового. хотя обои могут входить в одну бригаду ВДВ заданный автором сонный хорек
лучший ответ это Вопреки очевидной логике, во вновь сформированных в 1979 г. десантно-штурмовых бригадах пешие батальоны были названы парашютно-десантными, а на бронетехнике (БМД/БТРД) - десантно-штурмовыми. В отличие от пдб ВДВ, дшб ДШВ был значительно усилен. Особенностью его боевого применения был уклон на маневренные действия в ОТВД, тогда как пдб в основном предназначались для позиционных. Это требовало несколько большей автономности и, соответственно, огневой мощи. Это и определило более сильную ОШС дшб.
Источник:
Ответ от Ѐуслан Гладенко
[новичек]
не чем
Ответ от Несправляюсь с недотрахом
[гуру]
обои это то что на стены клеят, оба наверное Вы хотели сказать
Ответ от Snuki
[гуру]
ДШБ - это не род войск. Это просто организационно - штатная структура крупных воинских частей. Если это ДШБ дивизии ВДВ, то это воздушный десант, если ДШБ мотострелковой дивизии - то пехота, а ДШБ дивизии морской пехоты - флот
Ответ от Seawolf
[гуру]
Они отличаются штатным расписанием и наличием различных средств вооружения и боевой техники. Десантно-штурмовой батальон, является самым мощным в составе бригады.
Ответ от Короленко Арсений
[новичек]
Интервью главкома ВДВ Шаманова В. А.
Кстати, почему у вас одни дивизии называются воздушно-десантными, а другие - десантно-штурмовыми?
Владимир Шаманов: В первых выбрасывают с парашютами 100 процентов людей и техники. Во вторых с техникой десантируются лишь по одному батальону от каждого полка. Остальных высаживают на уже захваченные аэродромы противника.
Между прочим, в будущем такое разделение даст возможность иметь в десантно-штурмовых батальонах более тяжелое вооружение. Перспективная боевая машина БМД-4М, например, имеет два варианта бронезащиты. Базовый - когда выбрасывают машину с парашютом. И усиленный - когда вместо средств десантирования, а это почти две тонны, на "четверку" крепят дополнительные бронелисты. При втором варианте защищенность, конечно же, будет выше. Для решения задач, не предполагающих десантирования парашютным способом, главным образом будем использовать более тяжелые и в перспективе - более вооруженные десантно-штурмовые соединения. Их же предполагается обеспечить собственной авиацией.
17.05.2012, 01:00 "Российская газета" - Федеральный выпуск №5783 (110)
В первом воздушном бою – ничего не трогай В плохих книгах о летчиках Великой Отечественной войны воздушные стрелки наших бомбардировщиков, штурмовиков и транспортных машин легко и просто сбивали немецкие истребители, едва успев подняться в воздух. Очередь, другая – и «падает фашистский стервятник, объятый пламенем». На самом деле в первом боевом вылете очень непросто было не то что сбить врага, а хоть что-нибудь понять в происходящем. Владимир Местер, стрелок-радист на штурмовике Ил-2 так описывал свой первый боевой вылет: «Таких необученных как я (я даже парашют не умел одевать!), сажали на головные самолеты – мы же ничего не видим, а стрелок замыкающего самолета – самый важный. Меня посадили в кабину, я пристегнулся, чего потом никогда не делал, и мне говорят: «Вот тебе пулемет. Он в чехле. Его не трогай! Сиди и смотри по сторонам». Вот так первый раз в воздух я поднялся прямо на боевой вылет. Сижу, смотрю – кругом все крутится, сверкает, красивые облачка разрывов вокруг – как в кино. До того интересно, что я аж рот открыл и разглядываю – ничего не понимаю! Страшно не было – я просто не знал, что надо бояться. Обратно прилетели. С непривычки немного подташнивает. Вылез из кабины. Подошел к командиру, Мише Чекурину, и говорю: «Товарищ командир, рядовой Местер первый боевой вылет совершил». - «Хорошо. Давай, рассказывай, что ты там видел. Ты видел, как нас атаковали «Мессеры»? - «Не знаю. Я видел, что самолеты кружатся». - «А ты видел, когда ведомого сбили?» - «Понятия не имею». Сбили одного из шестерки. Бой был тяжелый, а мне казалось, что это кино. Я же ничего не понимаю. Стрелки, как и летчики чаще гибли в первых вылетах. Когда стрелок сделал десяток вылетов, есть надежда, что он будет еще жить, хотя это не всегда от него зависело. Вот так я вылетов пять-семь сделал, прежде чем стал немного понимать, что к чему. Ребята помогли пулемет освоить – это было в их же интересах. Ведь мы друг друга прикрывали. Помогал механик по вооружению, рассказывал о возможных неисправностях, показывал, как действовать при обрыве ленты». Неслучайно Местер упомянул про десять вылетов. Тех стрелков, которые оставались в живых после десяти штурмовок, награждали медалью «За отвагу». После пятнадцати – орденом «Красной Звезды». Вот после первых, самых опасных вылетов и начинал вырабатываться профессионализм. Например, в отношении к оружию: «Это должны делать оружейники, но мы свой пулемет старались обслуживать сами. Перед посадкой стараешься натянуть на него чехол, чтобы не запылился. Разбирали, чистили и смазывали сами – это же наша жизнь! Сами вручную набивали патронную ленту. Хотя разрывные не разрешали использовать, но мы и их каждым десятым ставили, а трассирующий – каждым третьим». Но, может быть, это был единичный случай, когда неопытный воздушный стрелок в первом бою даже не понял, что происходило? Да нет, есть такие примеры в воспоминаниях. В чрезвычайно интересных мемуарах С.Н. Иконникова «Война глазами авиаинженера», например, есть такой эпизод: «За два с половиной года службы инженером в авиационном полку мне с перерывами в общей сложности более года приходилось совмещать две должности – инженера по вооружению и начальника воздушно-стрелковой службы. Исполнение последней должности требовало проведения занятий с летным составом по воздушной стрельбе, анализа ошибок при прицеливании и ведении огня, при этом затрагивались и вопросы тактики. Эффективность занятий по воздушно-стрелковой подготовке, проводимых во фронтовых условиях инженером, не летавшим на боевое задание, была крайне низкой. Активности на занятиях летчики не проявляли, а на лицах многих можно было прочесть – легко все это рассказывать на земле, а побывай-ка с нами в бою! Командир полка мое желание понимал и поддерживал. Правда, напоминал, что время и средства на подготовку инженера и воздушного стрелка затрачиваются различные, да и инженер по вооружению в полку всего один». Авиаинженеру все же удалось отправиться в боевой вылет: «На задание воздушным стрелком меня определили к ведущему шестерки капитану Сало. Прошло много лет, а первый полет запомнился в деталях. Предстояло уничтожить живую силу и технику противника на окраине населённого пункта. При перелете линии фронта нашу группу обстреляли мелкокалиберная зенитная артиллерия и зенитные пулеметы. Казалось, что огонь очень плотный и что все трассы направлены только в наш самолет. Хотелось подробнее рассмотреть оборонительные сооружения противника, движущиеся транспортные средства, возможно точнее зафиксировать результаты штурмового удара. Но командир экипажа трижды напомнил: главное следить за воздухом и быть готовым к отражению атаки истребителей. Истребители противника не появились. Использовать крупнокалиберный пулемет для стрельбы по наземным целям не сумел – времени на прицеливание не хватило». Опытный авиаинженер Иконников вовсе не успел открыть огонь по наземным целям – времени прицелиться не хватило. Первый вылет – ничего не поделаешь. Опыт накапливался с каждым полетом: «После нескольких боевых вылетов я гораздо с большим авторитетом мог анализировать ошибки летчиков в воздушной стрельбе, особенно тогда, когда совместно с другими стрелками удалось отразить атаку истребителей Ме-109». Лишь тем, кто выжил в первых, самых опасных вылетах, довелось стать опытными воздушными бойцами и описывать победы в мемуарах: «Стремлюсь взять в прицел истребитель. Ничего не выходит! Немец атакует под большим углом, вертикальный угол обстрела моего пулемета не позволяет стрелять по нему. Я мгновенно сбрасываю сиденье, становлюсь коленями на пол кабины, доворачиваю пулемет вверх. Теперь истребитель противника попадает в прицел. Но огня не открываю умышленно. Решаю подпустить поближе, надеясь, что противник не поймет мои действия. Истребитель все ближе и ближе... 800 метров, 600, 400... Тщательно прицеливаюсь и выпускаю длинную очередь, огненная трасса упирается в самолет противника, тот не успевает открыть ответный огонь, вспыхивает и, объятый пламенем, несется на наш «ил». У меня мороз по спине: «фоккер» хочет таранить нас?! Но Коновалов, услышав мою очередь, резко рванул самолет вправо, и горящий «фокке-вульф» пронесся рядом». Это эпизод из воспоминаний воздушного стрелка Георгия Литвина. Одного из тех, кто сумел стать профессионалом воздушной войны, способным за считанные секунды найти единственно верное решение в ситуации, когда «ничего не выходит». Максим Крупинов